Мы не так уж много знаем о жизни мусульманок и об их отношении к происходящему в мировой политике и в собственных странах. Поэтому нам было особенно интересно почитать перевод интервью Сары Хайдер (Sarah Haider), американской активистки движения бывших мусульман EXMNA, иммигрантки из Пакистана.
Мне было лет 8, когда я приехала в Америку, и я помню, что поначалу она мне показалась чужой и странной. Я помню, как я учила английский, который мне тоже показался очень странным. Первые несколько лет было трудновато, но потом я втянулась и на меня произвело очень большое впечатление то, что в Америке есть свобода слова, права человека – концепции, которые практически отсутствуют в других частях света. Ты можешь говорить все, что угодно – ну, не что угодно, конечно же. И когда мы в школе начали изучать обществоведение, меня очень впечатлили Билль о правах, разделение властей – и я с головой ушла в изучение всех этих классных штук.
Мне повезло, очень сильно повезло, что мой отец был настоящим либералом. Конечно, я не могла ходить по дому в шортах или встречаться с мальчиками, конечно, ожидалось, что мой брак будет заключен по договоренности, но отец не препятствовал мне в чтении книг и не допытывался особенно об их содержании. Он верил, что я так или иначе приду к правильным убеждениям. Всего лишь через пару лет препирательств мне разрешили уехать из дому, чтобы пойти в колледж. Мне повезло, что мой отец дал мне обрести, как женщине, чувство собственного достоинства, в котором многие мусульмане отказывают не только своим дочерям, но и женам, и даже матерям. Меня не заставляли носить хиджаб, хотя я надевала его пару раз по своей инициативе.
Словом, я считаю, что мне очень повезло – я понимаю, что это может прозвучать странно – что мое детство прошло в условиях, близких к тем, что существуют в ультраконсервативных христианских семьях.
Когда мне было лет 15 или 16, у меня начали появляться сомнения в моей религии. Я участвовала в школьном дискуссионном клубе, где знакомилась с разными точками зрения. Но что меня подтолкнуло к атеизму – это знакомство с так называемыми “воинствующими атеистами”, этими неприятными типами, которые всюду лезут со своим мнением. Их было несколько, но один из них мне особенно запомнился. Он приносил мне распечатки всяких жутких цитат из Корана, и, не говоря ни слова, просто совал их мне в руки, типа “вот, смотри”.
И, пожалуй, в первый раз в своей жизни я стала по настоящему в них вчитываться. Для меня это был своего рода квест – показать всем этим атеистам, как они неправы, доказать, что Ислам – это путь истины, что Ислам – самая лучшая религия для женщин, и что все эти цитаты имеют свое должное объяснение в контексте. И я начала изучать контекст. Зачастую, в контексте они выглядели еще только хуже, и мне приходилось признавать свое поражение. И у меня не заняло много времени, чтобы сказать себе, что я больше не вижу во всем этом никакого смысла, и что я не могу больше называть себя мусульманкой.
***
Уже три года я занимаюсь поддержкой людей, вышедших из ислама. И меня постоянно вгоняет в ступор реакция левых. Я все время слышу от других активистов, что они тоже надеялись найти среди левых своих союзников и братьев, что они надеялись получить от левых хотя бы моральную поддержку. Но те, кого я расценивала как своих братьев и сестер в этой борьбе, от меня просто отворачиваются, по чисто политическим причинам. А после нападения на “Шарли Эбдо” меня разочаровали и секуляристы – слишком многие из них говорили, что в каком-то отношении оно может быть оправдано, слишком часто я слышала все эти бессмысленные разговоры об “исламофобии”. И я чувствовала себя совершенно покинутой.
Слишком много людей пытаются выставить меня “пособницей правых”. Сказать хоть что-то негативное об исламе – значит навлечь на себя обвинения в нетерпимости. Не важно совершенно, движет ли вами беспокойство за права человека или чистая ненависть к мусульманам. Не важно, что вы говорите и как вы это говорите.
Меня иногда спрашивают, не могла бы я посоветовать Ричарду Докинзу и Сэму Харрису критиковать ислам более конструктивно. Я в ответ спрашиваю, а знаете ли вы хоть кого-нибудь, кто бы критиковал ислам, и чтобы ему это сошло с рук, чтобы его не обвинили в нетерпимости, и чтобы ему удалось сохранить свою репутацию либерала?
Что касается либеральных мусульман, то я думаю, это было бы неправильно, если бы мы стали заниматься совместной работой, потому что наши цели, на самом деле, очень разные. В каком-то отношении, они похожи: мы хотим уменьшить количество зла в мире, отстаиваем светские ценности, права человека. Но наши методы – принципиально различны. Конечно, я подерживаю с ними контакт и я их очень уважаю – но я с ними совершенно не согласна.
В основах ислама нет ровно ничего, что я могла бы принять. Я с трудом могу отыскать хоть какую-то “красоту” или “любовь к ближнему” в тексте Корана. Меня иногда называют экстремисткой – но это не так. Просто с моей стороны было бы нечестно говорить об исламе какими-то иными словами. Я думаю, что атеизм представляет собой самодостаточную и весьма сильную критику религии, что он не просто внутренне непротиворечив, но и не содержит противоречий в этике. И я считаю, что об этом нужно сказать открыто, что точка зрения атеистов должна быть представлена на суде общественного мнения такой, какой она есть. Если мы говорим о рынке идей, то это важно, чтобы мы обозначили свою собственную позицию – а дальше уже люди выберут то, что им больше подходит.
Многие говорят, что я требую от мусульман слишком многого, что мусульмане никогда со мной не согласятся. Но мы ведь даже не знаем, так это или нет. Я не думаю, что у меня завышенные ожидания. Большинство мусульман просто никогда не слышали ничего из того, что я хотела бы им сказать. И я верю, что если бы у бы у них была возможность меня услышать, то это бы многое изменило.
Подозреваю, что я лично знаю больше экс-мусульман, чем кто бы то ни было. И я постоянно слышу от женщин, что отношение к женщине в исламе – это та причина, по которой они его оставили. Они чувствовали, что они лишены той меры достоинства, которая в исламе положена мужчинам. И феминизм для них сыграл большую роль. Что, конечно, само по себе очень интересно, потому что когда мы говорим о современном феминизме, здесь, в Америке, то я ожидала найти очень много союзниц, но на самом деле очень мало кто из феминисток меня поддержал. Сказать что я разочарована – это ничего не сказать.
Феминизм, права женщин – это то, что двигало мной, когда я оставила религию, что побудило меня стать активисткой. Поэтому меня особо удручает непонимание со стороны феминисток. Например, на многих феминистических сайтах можно увидеть статьи, написанные женщинами-мусульманками, о том как их “освобождает” хиджаб. Конечно, если это их личный выбор, если это – то, как они считают нужным жить, то нет вопросов. Но мусульманка, которая пишет нечто подобное, похожа на женщину 30-х годов, которая бы говорила, что она гордится тем, что она – домохозяйка, что сидеть дома с детьми – это ровно то, что ей нужно в этой жизни. Я очень за тебя рада, я очень рада, что общество, в котором ты живешь, так идеально заточено под твои предпочтения.
Но все-же следует признать, что в 30-х годах в Америке те женщины, которые мечтали о карьере, были слегка ограничены в свободе выбора, что существовало множество факторов, мешавших им жить так, как хотят они. И я точно так же хочу, чтобы все эти “женщины в хиджабах” признали, что огромное число мусульманок совершенно не хотят следовать исламским канонам скромной одежды и что они лишены свободы жить так, как хотят они.
Мне надоело слышать о том, что “во всем виноват колониализм”. Я не отрицаю ужасов колониализма, в том числе, и в южной Азии, откуда я родом, и где последствия колониализма видны до сих пор. Но когда речь заходит о радикальном исламе – то было бы слишком просто объяснить его одним только колониализмом. Мусульмане находили оправдание насилию во имя религии задолго до того, как колониализм появился на исторической сцене. Винить во всем колониализм – значит отрицать всю предшествующую историю, отрицать угнетение многих народов во имя ислама, которое имело место раньше и которое происходит прямо сейчас.
Я не верю, что есть люди, которые всерьез считают, что экстремизм в исламском мире вообще не имеет никакого отношения к религии. Можно было бы говорить о том, что экстремисты “извратили ислам”, но тогда, как минимум, следует признать, что они взяли какую-то часть исламской теологии и потом уже ее извратили. Как минимум. Поэтому я считаю, что те, кто утверждают, что терроризм не имеет религии, на самом деле говорят это для виду, руководствуясь чисто политическими мотивами.
Иногда говорят, что дети, выросшие в семьях иммигрантов и исламских стран, находятся как бы между двух культур. Но мне представляется, что они, скорее, лишены возможности выбора. Они уже не могут придерживаться традиционной веры своих родителей и вместе с тем, они не вписываются в современное западное общество. Их не цепляет ни то, ни другое. Именно поэтому их легко может увлечь идеология радикального исламизма.
И мы, отказываясь критиковать ислам, по сути, оставляем поле боя без боя. Вместо того, чтобы привлекать потомков иммигрантов к себе, к своим ценностям и образу жизни, мы отдаем их в руки исламских проповедников. Концепция мультикультурализма наносит чрезвычайный вред и должна быть отброшена немедленно. Я ощущаю себя американкой, но я боюсь, что далеко не все дети иммигрантов разделяют мои чувства. Но я хочу, чтобы они тоже смогли почувствовать себя американцами.
Источник: интервью с Дейвом Рубиным
Перевод фрагментов интервью: Роман Соколов
Фото: Wikimedia Commons, Shutterstock